На Васильевском уже в августе 41-ого целую массу местных ребят собрали, соединили с остальными такими же мелкими со всего города, и даже почти без родителей, всего три-четыре матери, повезли… «в эвакуацию ». Да куда? На Валдай, на Селигер, в Осташков – прямо навстречу врагу! Инициаторы этого неизвестны до сих пор…

Как и где удалось развернуться и прорываться под обстрелом и бомбёжкой обратно, домой, нашему такому длинному эшелону из товарных теплушек, тоже практически неизвестно. Мы выбрасывались на насыпь, пережидали и потом возвращались на платформы и в вагоны. Хвост нашего поезда немцы при этом отбомбили. Так, с потерями, мы возвратились в Ленинград, вот теперь уже в блокаду. Картины её в памяти до сих пор.

Радио, метроном, «воздушная тревога…», «отбой воздушной тревоги», ставший привычным голос Ольги Берггольц. А затемнение?! Ведь тоже привыкли. Решил, например, кто-то проблему – ликвидировать искры на проводах трамвая (когда он ещё ходил…).

Первая, сколько теперь знаю, причём длинная, пятичасовая тревога – в ноябре 41-го. В подвале нашего четырёхэтажного дома (и квартира наша на 4-м), как, впрочем, и у многих – бомбоубежище. Вначале ещё ходили, спускались, а потом… Ко всему, видимо, привыкают люди.

Старший брат (10 лет) возил на саночках воду из проруби с Невы. Отдельная тема – барахолка. У нас она была рядом, на Андреевском рынке (который уже, конечно, не работает). Тут ещё можно было вещи из дома – самые ценные, старые – сменять на хлеб (а если за деньги, то 600 руб/кг) или какие-нибудь продукты. А хлеб скоро, кажется, тоже в ноябре, последний раз урежут до 125 грамм – всем почти, около 2/3 населения, только рабочим – 250 грамм. И самое, конечно, страшное – это потерять карточки.

А у нас, в большой 7-комнатной квартире – одна «буржуйка», воткнутая в старинную кафельную печь в самой маленькой комнате. Мебель, тоже старинная, постепенно уходит в эту самую буржуйку. И всё же на Новый год в нетопленной нашей бывшей гостиной мама устроила ёлку – картонную, зелёную, даже с подарками нам с братом под ней; так мы встретили новый, 1942 год… Конечно, всё это забыть очень трудно даже теперь, через семьдесят лет.

Мне повезло «устроиться» – ходил в детский садик рядом с домом, на 7-й линии Васильевского острова, напротив Андреевского собора (он цел, этот детсад, до сих пор). Там кормили, даже были музыкальные занятия. И вот однажды случилось: собрались на прогулку, одеты, как надо в феврале, по-зимнему, но – тревога! Воспитательница решила, и вполне резонно, подержать нашу группу, человек 20-25, не в зале на «лице здания», выходящем на 7-ю линию, а в маленькой комнате, которая выходит окнами на небольшой переулок и смотрит на высокую, мощную стену аптеки Пеля (тоже сегодня работает).

И вот надо было именно туда, в эту узкую «щель» и именно против этих окон, попасть бомбе – правда, так называемой «бомбе замедленного действия» (иначе я бы сейчас это не писал). Было у немцев такое изуверское устройство: когда после тревоги все спокойно соберутся на людном месте, она взорвётся. Так вот, даже просто удара такой бомбы хватило, чтобы дом тряхнуло (кухню, где нам готовили обед) аж с той стороны. На нас же вылетели рамы и засыпали осколками стекла (два шрама, увы, у меня на лице до сих пор). Нас увезли в поликлинику на 5-ой линии, которая исправно работала…

Или вижу на Неве, у 8-й линии, рядом с нашим домом, корабль, который «убит», но на боку всё же остался, не тонет… Или помню, что вот сегодня выдача хлеба, что бывает не каждый день. А на стенах домов большими плакатами расклеено послание акына Джамбула: «Ленинградцы, дети мои! Ленинградцы, гордость моя!».

Весной, уже в марте – апреле, добровольцы вышли на посильную, но массовую уборку города, иначе вполне могла быть эпидемия, инфекции после такой зимы, когда умирали часто прямо на улице. Но откуда у этих голодных, еле живых дистрофиков силы на такую уборку?!

Кончится блокада, народ победит в этой неслыханной войне и Вера Инбер напишет:

И ежели отныне захотят,
Найдя слова с понятиями вровень,
Сказать о пролитой бесценной крови,
О мужестве, умноженном стократ,
Я знаю, люди скажут: Л е н и н г р а д –
И всё сойдётся в этом слове.