75 лет прошло, а я всё помню. Всё, всё, всё до мельчайших подробностей. Эвакуируемые дети на станции Лычково, их отвозят на большую землю, и вдруг немецкий налёт. То ли около тысячи ребят тогда погибли, то ли больше двух. Никто не считал, некогда было.

Было так. Загудели самолёты, мы в вагонах. Кто-то из ребят сказал: «Наверно, листовки разбрасывать будут». Нет, не листовки. Страшно загрохотало – бомбы. Все прижались к полу. Отец – он сопровождал нас в эвакуацию – бросил всех стоящих на пол. Лежу, глазёнки кверху. Помню, в открытый вагон подняли ребёнка. Лето, а он почему-то в шубке пятнистой. Кто-то из взрослых спрашивает: «Не ваш?». Я помню, что это была девочка. На ней лица не было. В прямом смысле слова. Кровавое пятно, открытый рот и вопящая боль. Помнится только жутко кричащий рот вместо лица. До сих пор не забуду.

Потом мы, как и все, побежали, начали прятаться в картофельной ботве. Немцы летели очень низко. Я до сих пор помню лицо немца, который нас бомбил. Мне казалось, что мы общаемся с ним глазами. Я говорю своей подруге: «Он же не будет нас убивать». А она: «Слышишь, как стучат пули по картофельной ботве». Глухо так – шух-шух – и часто стучат. Взрослые тут закричали: «Снимите панамки». А мы все в белых панамках, не понимали, что их видно в зелени. По ним немцы и целились. Видели, что дети, и стреляли. Не знаю, что это за люди. И можно ли их назвать людьми. Сняли панамки. Как-то уберегло меня в тот раз. А других…

Помню, когда выскакивали из вагона, я краем глаза посмотрела в ту сторону, где громыхало. И это было что-то ужасное. Что-то на проводах висело, что-то шевелилось, что-то кричало. Мы сразу повернули в другую сторону и побежали. После того как самолёты улетели, мы спрятались в лесу. К ночи нас нашли воспитатели. Они всю ночь искали потерявшихся и спрятавшихся детей. Потом погрузили в вагоны, и мы поехали в эвакуацию. Ещё долго тряслись при каждом авиационном гуле. Вроде знаем, что это наши самолёты нас сопровождают, а все равно страх – трясёмся.

Я всегда это вспоминаю, когда вижу по телевизору войну. На Ближнем востоке теперь бомбят, в Донбассе было. Я думаю: «Боже мой, а дети?! А люди?! Как это страшно!».